Ласточка Москва — Владимир приходит в 11:15. Художница Люся Соловьева встречает меня на вокзале — по таким моментам сразу понимаешь, свой человек или нет. Мы пешком отправляемся в гору, вокруг брейгелевская красота: заиндевевшие от утреннего мороза деревья, сонная земля, припорошенные крыши. Начинают звонить колокола, февральская идиллия среднерусской полосы. Конечно же, ее любимый Дмитровский собор. Сильный, суровый и лаконичный. Идем в музейный центр «Палаты», там только что открыли кафе ее друзья. Пирожное «Школьное», пирожное «Картошка», два кофе. «Обожаю Владимир, редко из него выезжаю, веду затворнический образ жизни. Когда находишься далеко от Москвы (для меня Владимир — это очень далеко), услышать о себе я могу только после ярмарок. Так узнаю, что у меня есть поклонники». Говорю, что, скорее всего, их больше среди мужчин. «Оно и понятно, — улыбается Люся. — Я в душу лезу своими обнаженными красивыми женщинами».


Галерея Carre d’artistes исправно сообщает ей, кому уходят работы, присылает фото в интерьере. «Мне очень нравится, как обрела себя „Ребекка“ в одноименном ресторане. Заказчица влюбилась в картину на смотре совриска Cosmoscow, попросила сделать рыжую версию, вцепилась в образ. Получилось душевно и тепло». Под сводами «Палат» гулкое эхо. Люсе 38, сегодня у нее заслуженный выходной. Мы собираемся пробежаться по паре выставок: всегда интересно, как смотрит искусство художник. Решаемся на Кустодиева и бартеневский «Ларец» в соседнем Суздале. Но сперва — святая святых, мастерская на последнем этаже сталинки. Идем мимо Золотых ворот, снова утопая в колокольном звоне.

Как по мне, Люся занимается настоящим human design, используя фирменные приемы. Татуировки, заколки, высокие трусы или синие ресницы — это все необходимые артефакты «модничества» ее героинь, непременные условия. «Я все выспрашиваю у мамы: „Ну скажи, может быть, я в детстве была бунтаркой?“ Но нет, была спокойным ребенком, любимый подарок которого — кисточка или фломастер. Рисовала с садика. То одной подружке принцессу, то другой. Кажется, сейчас занимаюсь тем же». В художественную школу она не ходила, поступала сразу на отделение дизайна и получила по живописи двойку. «Хотела бы я сейчас видеть свою вступительную работу. Пришла на экзамен с детскими акварельными красками. Совсем не знала техники, нарисовала «кусок стыда».


«По вдохновению не пишу давно — его можно слишком долго ждать. Когда это твоя работа, садишься и делаешь. Иногда случается, что попадаешь в испорченное слово „поток“. В этот момент ты себя не помнишь, настолько погружен, что тебя не существует. Баланс, когда что-то идет и от ума, и от сердца — изнутри, — хорош. Получаются самые классные работы». Новые холсты очень серьезные. Я слежу за Соловьевой давно и вижу, как каждый год она отмеряет новые расстояния. Как появляется в работах новая глубина. Как все серьезнее проступает «фрейдизм» (один из любимых художников Люси — Люсьен Фрейд). Уже теперь понимаю, что в ее случае как нигде работает принцип «каждый рисует сам себя»: эти карие вопрошающие глаза ни с какими не спутать. Вообще, многие думают, что Люся рисует их. Вынуждена разочаровать — ей это неинтересно. Она воспринимает холст как вызов.