Нетипичный лофт: двухэтажная квартира в здании бывшей типографии

Окна в этой квартире есть даже в ванной. Все пространства они наполняют светом и открывают панораму центра Москвы. Внизу — памятник архитектуры, музей Тимирязева (бывшая усадьба Петра Щукина), вдали — красные башни Кремля. «Конечно, это нас невероятно подкупило, — вспоминает Яна Бахтина. — Иметь такой вид — очень заманчивая история». Но не менее важны оказались стены: изначально, еще при просмотре недвижимости, Яна вместе с семьей выбирала из двух категорий — нужен был либо дореволюционный дом с высокими потолками и желательно с классической анфиладной планировкой, либо аутентичный лофт. «Не новостройка „в стиле“, как любят говорить застройщики, а именно индустриальное здание, — отмечает дизайнер. — В этом плане квартира в бывшей типографии как раз нам очень подошла».

Диван, Flexform; кресла по дизайну Vincent Van Duysen для Molteni; японская ширма XIX века, табуреты Шарлотты Перриан, Cassina; шторы, Dedar. Стол перед диваном был изготовлен из старинного столярного верстака по эскизам дизайнера.

Лофт привлекал, в первую очередь, возможностью использовать нестандартные решения. «Индустриальной жесткой эстетики с голым металлом и совсем открытой планировкой мне абсолютно не хотелось, — подчеркивает Яна. — Наоборот, я стремилась создать что-то укутывающее, но в то же время легкое, воздушное». Для этого при проектировании дизайнер четко разделила зоны на жилую и общественную. На первом этаже удалось комфортно разместить гостиную с камином и выкатным экраном, большую кухню. На втором — главную спальню с ванной, детскую и кабинет. «Антресоль мы расширили и продвинули до окон, — рассказывает дизайнер. — Так мы смогли сделать просторную ванную с видом на улицу и отделить потолком столовую зону от двусветной гостиной внизу».

Еще одно помещение находится прямо под крышей и в коньке достигает пяти метров. «Мы долго размышляли, нужно ли делать там еще какую-то антресоль и закрывать этот объем, — рассказывает Яна. — Но я не решилась. Когда ты поднимаешься и видишь еще пять метров высоты (мы врезали там мансардные окна) и этот свет, падающий с южной стороны, дает великолепные лучи. Это потрясающе». Пространство условно называют библиотекой, но на самом деле оно служит и местом для хранения детских вещей, и игровой, и залом для занятий пилатесом.

Японская ширма XIX века; шторы, Dedar. На журнальном столе — ваза эпохи Хан, Китай. 

Яна признается, что конкретной идеи при создании интерьера не было: апартаменты просто вдохновляли своими объемами и видом. Поэтому отделку дизайнер подобрала максимально нейтральную — как холст. «Но такой, который очень тактильный, — подчеркивает Яна. — Мне хотелось, чтобы его было приятно ощущать». Так на окнах появился лен с диагональным твил-плетением — оно простое и одновременно визуально сложное, с легким атласным эффектом. «Долго возились с оттенками, например, доски: дуб нужен был не слишком теплый и не слишком холодный, — продолжает Яна. — С нейтральными интерьерами всегда так: больше всего работы с деталями. Она кропотливая, требует тонкого чувства оттенков и дотошности. Но это та работа, которую я люблю делать».

Игра с полутонами продолжается в предметах мебели и искусства, каждая деталь подбиралась тщательно и постепенно. «Я такой человек, — признается Яна. — Мне нужно влюбиться в вещь, чтобы она встала ко мне в интерьер. Если для заказчика я могу подобрать все и сразу, то для себя хочу растянуть удовольствие, не искать предмет, а ждать, когда он сам меня найдет». Яркий пример — картина Николая Моргунова, которая теперь стоит в зоне столовой. «Я заглянула в ART&BRUT, когда галерея только открылась, в свой обеденный перерыв, — вспоминает Яна. — Там мы встретились с Ириной Маркман, основательницей, и разговорились. Так фактически за час эта работа оказалась у меня».

Основа интерьера складывается из деталей: переиздания и оригинальные предметы французского модернизма (Пьер Шаро, чуть более поздний Кристиан Лиэгр) и японский антиквариат, среди которого — посеребренная ширма XIX века и древние вазы (некоторые из них датированы 200−300 годами н.э.). Что-то буквально объединило в себе европейскую основу и азиатскую философию. Так журнальный стол в гостиной появился из досок старого немецкого верстака: столешницу XIX века дизайнер привезла прямиком из Германии и передала в руки знакомому краснодеревщику. «Он был невероятно вдохновлен, — смеясь, говорит Яна. — Тут уже во мне говорит сарказм, потому что я очень долго уговаривала мастера взять в работу этот верстак. Изначально было непонятно, как вообще сколочены эти доски. Но мне очень хотелось сделать такой „ваби-стол“, который не будет притворяться чем-то старым, а будет сделан именно из чего-то пожившего».

Кухня, Bulthaup; графика Peter Stein, Швейцария, XX век. 

Особую атмосферу поддержала музыка: «Мы коллекционируем пластинки, причем началось все после наших путешествий в Японию. Во-первых, там очень много магазинов с винтажными пластинками, а во-вторых, в любом заведении, куда бы ты не зашел, почти всегда будет играть джаз, — удивляет Яна. — Местные жители — большие фанаты этого жанра, как правило, в исполнении на фортепиано, это всегда нечто спокойное и расслабляющее. И, конечно, чаще всего именно такая музыка звучит в нашем доме».

Интерьер отразил определенный стиль и манеру работы Яны: «Как разные бусины, детали нанизываются на одну нить, одна за другой, без определенной последовательности. Так в гостиной первой появилась ширма, а в спальне — бра. Но в итоге все собирается в большое гармоничное произведение. Эта квартира, мне кажется, такой и получилась: очень умиротворяющей и даже какой-то терапевтической. Она дает наполниться силами после безумного темпа Москвы. Можно прийти, разжечь камин, слушать треск дров и просто дышать».